Шаг I. Самурай
Гинза есть порождение огня, духа перемен и денег. «Нет, пожалуй, деньги поставим на первое место», — улыбается Араи. В 1612 году военный правитель Японии сёгун Токугава Иэясу перенес монетный двор в бывшую рыбацкую деревушку Иеддо, где в рекордные сроки отстроил новую столицу Японии. «Гин» по-японски «серебро», и именно единая для всей страны серебряная монета, которую приказал чеканить сёгун, дала имя району.
(Первоначально так назывался всего один квартал на месте современного чоме Гинза-2, где сейчас воздвигнута памятная стела.) Токугава прекратил гражданскую войну, закрыл страну для иностранцев, запретил христианство, в которое меньше чем за сто предшествующих лет отцы-иезуиты обратили почти четверть японцев, и ввел железное сословное деление.
https://www.youtube.com/watch?v=ytcopyright
Район, зажатый между самурайской и торговой частями столицы, и стал границей между двумя мирами. С одной стороны, Монетный двор — правительственное учреждение, а править — дело самураев: любой из них, кстати, мог на месте зарубить простолюдина, если счел бы, что тот при нем нарушил закон или какое-либо моральное правило.
С другой — Монетный двор «производил» деньги, а их, как и торговлю вообще, самураи не любили. Более того, на Гинзе осуществляли основную «валютную операцию» тогдашней Японии: выдавали желающим серебряные монеты за соответствующее количество бронзовых, а ремесло менялы и вовсе считалось презренным. Но два с половиной века мира, обеспеченного сёгунатом, ослабили власть меча и усилили власть денег.
Шаг II. Император
Гораздо страшнее гнева властей для района оказался очередной «цветок Иеддо» — пожар 1872 года. Три тысячи деревянных зданий с перегородками из рисовой бумаги — «сёдзи» превратились в пепел за пару часов. Погибло же всего три человека — японцы бдительны и приучены ждать беды. По одной из легенд, Гинзу подпалила дочь зеленщика, чтобы в суматохе сбежать от строгого отца к возлюбленному…
Как бы там ни было, старая, изначальная Гинза канула в вечность почти одновременно с сёгунатом, упраздненным монархом-«революционером» Мэйдзи. Очередному потомку богини Аматэрасу не захотелось, подобно его предкам в десятках колен, осуществлять лишь декоративные функции в самой древней на свете империи.
В 1868 году он решился отправить на пенсию последнего военного правителя. Тот, проиграв решающую битву сторонникам императора, мирно скончался в своем поместье 45 лет спустя. А двор из традиционной резиденции в древнем Киото переехал в замок Иеддо, причем, учитывая, что изоляционистской политике пришел конец, столица была символически переименована в Токио, что означает «Восточные ворота». Запоздалая «погоня» за Западом началась.
Пока мы мысленно из эпохи Токугавы перемещались в эпоху Мэйдзи, самолет перенес нас из Европы в Азию — позади остался Урал.
«Утром император посмотрел в окно и увидел перед собой пепелище, — продолжал между тем Кайокацу Араи. — Это зрелище удивило его: в Японии пустырь и тогда, и сейчас — редкость, стройка начинается буквально на следующий день после пожара или землетрясения». Но что следовало строить на Гинзе? Граница между «мирами» лишилась смысла.
Шаг III. Харакири
В единственном «открытом» по закону Токугавы порту Нагасаки при сёгунах был иностранный квартал вроде московской Немецкой слободы, где жили, соответственно, одни иностранцы. За первую же на Японских островах «европейскую улицу для японцев» государство заплатило сумасшедшие деньги — два миллиона иен.
Получилось, как на «настоящем» Западе: тротуары, газовые фонари, бульвар, засаженный ровными рядами деревьев. Только вот почти никто не хотел там жить: коренные «иеддо-кко» («иеддцы»-токийцы) избегали преображенной Гинзы совершенно так же, как когда-то московские бояре, как черта, чурались Петербурга.
Кроме того, хотя кирпичными были только фасады, а за ними «скрывались» привычные деревянные дома, люди боялись оказаться погребенными заживо при первом же подземном толчке. Или — задохнуться в каменном мешке душным летом. Но долг перед императором заставлял терпеть. Традиционная Япония героически пыталась жить в «потемкинской деревне» Мэйдзи.
Шаг IV. Гейша
Пустые дома быстро разрушались, и только странствующие циркачи с дрессированными медведями иногда останавливались в них на ночлег. Гинзу «покидали» даже деревья: одна за другой гибли сосны и сакуры, дрогнули выносливые клены. Только плакучие ивы устояли, и это стало знаком свыше. Брошенную Гинзу и соседний район Симбаси освоил «ивовый мир».
Так в Японии издревле называлось таинственное и притягательное царство гейш. Многие, наверное, знают, что эти дальневосточные «дамы полусвета» ничего общего не имеют с профессиональными проститутками. В представлении японца они — идеальные жены, чьим обществом за деньги может насладиться клиент. И секс здесь — дело десятое.
Главное — общение, «гейшаасоби» («игра гейши»). Женщина, достигшая в нем мастерства, должна знать все премудрости чайной церемонии, уметь имитировать все возможные оттенки настроений, плести тонкое кружево беседы, танцевать, петь, играть на струнном инструменте сямисэене и обладать еще тысячей причудливых навыков.
И вот гейша, само воплощение японских традиций, спасла «японскую Европу». Над кирпичными фасадами, «грезящими Темзой», зажглись бумажные фонари чайных домов, и на них слетелись все, от простолюдинов до членов кабинета министров. Вслед за гейшами на Гинзу пришли и представители второго из древнейших ремесел — журналисты.
И, наконец, сюда вернулись большие деньги. Крупнейшие торговые дома бросились стремительно осваивать район, вдруг показавшийся перспективным. В 1894 году на перекрестке чоме «Гинза-4» основатель фирмы «Seiko» (это слово означает «успех»), некто Хаттори построил свой первый магазин, украшенный башней с часами, которая стала неофициальной «эмблемой» современной Гинзы, да и, пожалуй, всей изменившейся до неузнаваемости империи.
Шаг V. Икебана
«Но теперь-то всего этого нет. Ни один из домов уотерсовской Риджент-стрит не сохранился. Гинзу XXI века вы увидите своими глазами, не буду портить свежести впечатления. Удачи!» — закончил свою лекцию Араи. Завершился и наш перелет. Полюбовавшись панорамой Большого Токио — ожившим профессорским рисунком на салфетке, — мы приземлились в аэропорту Нарита.
https://www.youtube.com/watch?v=ytpolicyandsafety
Первое впечатление — невероятная чистота. Я хорошо знаю Германию и Швейцарию, но ничего подобного не видел. В Японии, как я потом убедился, даже бомжи ходят в чистых белых носках. Второе потрясение — отсутствие границы между естественным и рукотворным, как будто ты попал внутрь гигантской икебаны. Горы на горизонте словно написаны Хокусаем, а плиты тротуара под ногами уложены так идеально, что могли возникнуть сами собой в один из дней Творения. Про сад, вписанный в урбанистический интерьер аэропорта, я даже не пытаюсь рассказать…
Шаг XIX. Искусство
Кабуки — это японская народная драма, созданная городским плебсом в пику аристократическому театру самураев Но. Тут действующие лица — не боги и благородные господа («даймё»), а торговцы и гейши. Придумали Кабуки женщины, и первоначально все роли исполняли только они, но потом, под влиянием классической морали, театр стал полностью мужским.
Гинзе Кабуки обязан тем, что здесь он получил статус «высокого искусства» и отсюда отправился завоевывать остальной мир. Во главе труппы Кабуки-за тогда стоял легендарный триумвират артистов, «данкику-са»: Дандзюро Девятый, Кикугоро Пятый и Садандзи Первый — они и «вселились» в неоренессансное здание с арками и пилястрами, одно из многих соответствовавших духу реформ Мэйдзи в Серебряном цеху.
Однако спустя некоторое время, в 1925-м, архитектор Окада Синичиро возвел специальный «дом Кабуки» на манер замка эпохи средневековых феодальных войн. Кабукиза Синичиро стал своего рода манифестом новых отношений с Западом: не заимствовать все подряд с жаром неофита, как раньше, а придирчиво выбирать нужное.
Впрочем, изнутри театр до сей поры похож на обычный западный, только фотографии артистов в фойе украшены ветками сакуры. В партере больше тысячи мест, но и с верхнего яруса хорошо видна сложная сцена с вынесенными прямо «на зал» двумя узкими помостами. Костюмы и грим персонажей ослепительны, движения благодаря колодкам-сандалиям на ногах совершенно необычны, не говоря уже о музыке и неожиданных «появлениях» и «провалах» персонажей в люки на сцене.
С непривычки не понимаешь ровно ничего, хотя в программке подробно, и по-английски в том числе, изложено содержание пьесы, а перевод диалогов обеспечивают наушники. Но, как говорят знатоки, за логикой действия не следят и сами японцы. Это — актерский театр, и сюда ходят исключительно на «звезд». Особый стиль исполнения той или иной роли в точности передается от отца к сыну, династии уходят корнями в XVII век, а имена их представителей звучат, как королевские… В общем, наушники я снял и просто погрузился в магию театрального действа.
В голове, правда, все время вертелась мысль: если уж это изощренное, местами кажущееся манерным представление именовалось плебейским, то каков же в сравнении с ним Но?.. Это выяснилось все на той же Гинзе, где имеется и этот традиционный аристократический театр. В нем, оказывается, не только каждый жест символичен, но и смысл этого жеста меняется в зависимости от того, в какой точке сцены находится артист.
Мир еды на Гинзе — второй по размерам после мира торговли: на 3 000 магазинов приходится 1 607 баров и ресторанов. Почетное третье место занимает мир искусства, только частных художественных галерей здесь насчитывается более трехсот. Кайрис знакомит меня с владельцем галереи «Синода Биютцу», а сам, утомленный гинбурой, отправляется в свой офис работать.
Шаг VII. Гайдзин
Глотнув экзотической Японии посредине «глобалистского» района, ныряю в него обратно, а точнее — в станцию метро «Хигаси-Гинза», то есть в «Восточную Гинзу», где у меня назначена встреча со знакомым фотографом, Джереми Саттон-Хиббертом. Этот молодой шотландец успел уже поработать на Украине и в Средней Азии, а теперь он «гайдзин», как зовут японцы всех приехавших к ним иностранцев.
Джереми в Токио три года, он охотно вызвался помочь отыскать хорошую точку для съемки Серебряного цеха сверху. По его мнению, ничего нельзя найти лучше, чем бар Ассоциации иностранных журналистов на 25-м этаже обычного конторского здания по противоположную от Кабуки-за сторону чо, на границе с императорскими садами.
Его высота — 56 м. Выше строить нельзя, а до 90-х годов «планка» была еще скромнее — 31 м. Городские власти боятся, что гигантские дома «убьют» домашнюю атмосферу. Это, однако, уже не мешает владельцам универсальной сети «Мацудзакая» пугать старожилов проектом 178-метрового небоскреба, который они хитро, в обход правил, собираются «не возводить заново, а наращивать» над уже существующим сооружением, что вроде бы не запрещено…
Узнав о том, что у меня пока «не складываются отношения» с Гинзой, деликатный Джереми повел меня не «по», а «под» ней. Пешеходный тоннель, соединяющий три станции метро, протянулся почти на два километра. Любители преемственности, японцы выложили его из красного кирпича — точно из такого был возведен первый «европейский» район.
Шаг назад. Землетрясение Канто
В 1923 году токийскую Риджент-стрит полностью смело с лица земли Великое землетрясение Канто. Все опасения тех, кто когда-то боялся жить в «ловушках гайдзинов», оправдались: каменные фасады рухнули, подмяв под себя деревянную «начинку». Было время завтрака, топились печи, и потому возник гигантский пожар.
Поднявшись на лифте, мы попадаем прямо в разноязычную суматоху клуба, и спутник, улыбаясь, говорит: «Если тебе и это не по вкусу, ты безнадежен». У моих ног — море огней. Уже стемнело, и ночная нарядная Гинза взывает к небу и покупателям такой симфонией рекламы, что даже месяц кажется задействованным в ней. И опять вспоминается один из рисунков профессора Араи: мне еще в самолете показалось, что он похож на лист из японской книги.
Вид сверху не оставляет сомнений: «иероглифы» кварталов обведены по периметру района линиями железной дороги и шоссе, поднятыми над Токио на сваях. Гинза — это текст о Японии, написанный в специальной, «облегченной» манере, чтоб любой гайдзин мог его прочесть. И в то же время — текст о Западе, доступный японцу.
Шаг VIII. Банзай
Джереми сдает меня с рук на руки друзьям-англичанам. Сам он торопится: завтра ему уходить в трехмесячное плавание на судне «Гринписа» вместе с подружкой, японской активисткой этого экологического движения. Экспедиция будет выслеживать китобойные флотилии, которые в Южных морях и Антарктике охотятся на кашалотов.
Его друзья — библиотекарь ассоциации Джулиан Райалл и политический аналитик из Токийского университета Крейг Чилверс — тащат меня к стойке бара знакомиться с завсегдатаями. В Японии все «гайдзины» — братья, а журналисты и подавно. Я начинаю понимать, как член этого почтенного клуба корреспондент «Франкфуртер Цайтунг» Рихард Зорге, а по совместительству советский разведчик Рамзай, собирал информацию для своих корреспонденций в Центр.
Узнав о моем редакционном задании, подгулявшая компания заваливает меня сведениями о Гинзе, а потом затевает игру. Разбившись на команды по национальностям, «гайдзины» начинают считать, сколько фирм и магазинов из их стран рекламируют огни Гинзы. Джулиан собирает ставки, Крейг выступает в роли арбитра.
Поначалу вперед вырываются американцы, выкрикивая азартным хором: «Apple, American Express, Tiffany, Сoca Cola, Washington Shoes…», однако мой «личный консультант», мистер Райалл, шепотом советует ставить на французов — мол, «не прогадаешь». У галлов «пороху» действительно оказывается больше: «Yves Saint Laurent, Louis Vuitton, Dior, Hermes, Givenchy, Chanel, Printemps… » «Банзай! Ура!
» Сами японцы — вне конкуренции: их компаний все равно больше. Но до ребяческих соревнований они не снисходят — пусть гайдзины тешат самолюбие. А Джулиан удовлетворенно подмигивает проигравшим: книжки, дескать, надо читать. Французская «эра» здесь началась еще в начале прошлого века. Хотя на государственном уровне японские политики ориентировались, скорее, на ведущие военные державы эпохи — Британию и Германию, их жены и дочери, проходя азбуку западной моды, интуитивно почувствовали особый лоск парижских товаров.
Гинзу охватила галломания, ставшая вовсе повальной после землетрясения 1923 года и восстановления района в специфическом духе: «мога» (modern girls — «современные девочки») и «моба» (соответственно, «мальчики» — modern boys) просиживали теперь часами в абсолютно «монпарнасских» кафе. Знаменитейшим из них был Plantan, где всем заправлял популярный художник-импрессионист Со Мацуяма.
https://www.youtube.com/watch?v=ytabout
Будто сошедшие с его картин кокетливые беретки и длинные сережки, которые и ныне в ходу в Японии, повсюду напоминали токийским модникам двадцатых и тридцатых: «Франция — наша путеводная звезда». Из тех же времен — неистребимое желание молодых японок обнажать свои кривоватые ножки, ранее скрытые кимоно и длинными платьями с турнюром…
Шаг IX. Гинбура
Утро следующего дня застает меня в обществе соотечественника. Мы гуляем по Гинзе с Александром Кайрисом, биофизиком, доктором наук, который придумал, как восстановить кислотно-щелочной баланс в организме космонавтов после полета и даже успел полечить «пациента с бровями» — Л.И. Брежнева. В СССР у ученого все складывалось хорошо, но в конце семидесятых он неожиданно женился на японке из древнего самурайского рода и уехал в Токио.
«Выкинь из головы свои книжные представления о Гинзе, расслабься и займись гинбурой», — посоветовал бывалый гайдзин.
Шаг назад. Наука гулять
Гинбура — слово, появившееся в среде «хулиганствующей» золотой молодежи сто лет назад при слиянии существительного «Гинза» и глагола «барабура» («бесцельно слоняться»). Обычный для «представительских» улиц крупных городов изнурительный шопинг тут ни при чем. Занимаясь гинбурой, можно разве что спонтанно, поддавшись мгновенному влечению, купить себе что-нибудь.
Время идеальное для гинбуры — суббота. По выходным и праздникам район, подобно Крещатику в Киеве, превращается в пешеходную зону, где одновременно гуляют 300 000 человек. Мы с Кайрисом отправились слоняться от гигантского комплекса кинотеатров и магазинов Mullion, близ железнодорожной станции «Юракучо».
Как раз на этом сдвоенном небоскребе с плавными обводами между рекламой фильмов красуется один из главных символов современной хайтековской Гинзы — часы Seiko. Каждый час под бой курантов циферблат отъезжает вверх, являя зевакам (вроде нас) огромный позолоченный механизм с танцующими в нем фигурками, однако моего спутника больше вдохновляют самураи с мечами на премьерных плакатах.
В Японии мой знакомый успел кроме научной и деловой сделать еще и актерскую карьеру: однажды выступал по телевидению в какой-то просветительской программе и приглянулся киношникам. С тех пор Саша переиграл добрую сотню разнообразных гайдзинов. Ну, это вроде своего негра на «Мосфильме». Шутки шутками, а роль датского монаха-врача в фильме «Тень воина» у самого Куросавы сыграл тоже он.
Кино на Гинзе вообще особая тема. С начала прошлого века именно здесь вся страна знакомилась с чудесным миром, открытым братьями Люмьер. Киоски с фотографиями западных «звезд»— «буромаидо» — заняли место лавочек, продававших «юкие», гравюрные портреты артистов Кабуки. Пик же интереса токийцев к «важнейшему из искусств» пришелся на 50-е.
Премьеры «Расёмона», «Семи самураев» и других легендарных фильмов, ознаменовавших появление Японии на карте мирового кинематографа, прошли в кинотеатрах Гинзы: тогда их было в чо, наверное, больше, чем ресторанов. Потом «золотой век» потихоньку закончился, поколение Куросавы исчерпало себя, но и сегодня в фойе «Мюльона» вовсю идет рекламная кампания нового местного блокбастера о гибели (в годы Второй мировой) самого большого линкора всех времен и народов — «Ямато». Его огромная модель выставлена на улице прямо посреди района и очень нравится любителям гинбуры.
Шаг X. SONY
Спускаемся чуть дальше по одной из двух главных дорог Гинзы — Харуми-дори, которая начинается у Императорского дворца и тянется до самого Токийского залива. Здесь на нашем пути встречается первый из «великих перекрестков» — Сукиябаси.
Его главный аттракцион — Sony Building. Снаружи — здание без окон, стеклянный фасад превращен в один гигантский экран. Для 66-го года, когда архитектор Асихара Йосинобу придумал такое решение, это было невероятно смело. Внутри, в небольших помещениях, напоминающих каюты межпланетного звездолета, демонстрируются последние электронные новинки фирмы.
Все можно не только купить, но и попробовать. Sony Building — это магазин-полигон, где покупатель привыкает к чудесам, сваленным на его голову инженерами и программистами фирмы. Мальчишки увлеченно «режутся» в сумасшедшие электронные игры. Парочка влюбленных, обнявшись, застыла в кресле перед гигантским экраном супертелевизора.
Несколько солидных отцов семейств оживленно обсуждают достоинства новой видеокамеры, снимая друг друга и любуясь результатом. Но главный ажиотаж царит у стенда с роботом-собачкой AIBO ERS-7M3 за 2 000 долларов. Аибо умеет узнавать в лицо своих хозяев, будить их по утрам, понимать и отвечать (!) более чем на сто фраз, выражать мимикой шесть чувств («счастье», «гнев», «отвращение», «печаль», «страх», «удивление»).
Но главное — он умеет учиться и развивается в абсолютно индивидуальную «личность». Так что все зависит от владельца: если вы будете регулярно играть со своим «питомцем» в мячик, он разучит новые веселые трюки. Особенно млеют от игрушки пожилые домохозяйки. Когда видишь, как они, нежно поглаживая пластиковую спину «самого дорого в мире будильника», умильно воркуют: «Аибо, аибо», становится ясно: корпорации Sony беспокоиться не о чем.
Шаг XI. Бусидо
«Гинза теперь стала местом для таких, как мы. Для тех, кому за 40…» — усмехается Кайрис. Молодежь «тусуется» в районе Сибуйя, где сосредоточены магазины для тинэйджеров и «металлисты» в цепях лениво глазеют на прогуливающихся школьниц в форменных «матросках». Днем матроны из среднего класса делают здесь покупки и рассказывают друг другу новости, а вечером — развлекаются их уставшие после трудового дня мужья.
О том же, как они проводят время на Гинзе, пренебрегая аскетическими заповедями кодекса бусидо («Путь воина»), — позже. Сначала о дамах. Весь чо увешан портретами милого и застенчивого юноши в огромных роговых очках: это — любимец всех японок средних лет, корейский артист Бо Йон Юн. Он сыграл обаятельного неудачника в сериале «Зимняя соната», покорившем всю Азию, и теперь его портрет красуется даже на носках стоимостью два доллара.
Когда Йон приезжал в Токио, полиция запрещала ему выходить на улицу, чтобы, не дай Бог, не разорвали «на сувениры» обезумевшие поклонницы. Причем феномен популярности этой телезвезды объясняется качествами, противоположными тем, которые привлекают обычно западных зрителей. «Он кажется таким незащищенным и деликатным.
…А раньше кафе в районе играли более важную — идеологическую роль. То был западный «таран», который пробивал мощную стену азиатского уклада. Японец при всем своем консерватизме довольно гибок в поведении и всегда, если необходимо, готов учиться новым правилам игры. В 20—30-х годах он учился так: сначала, к примеру, в кафе «Коломбина», расписанном «франкофилом»живописцем Фудзита Цугуйи по прозвищу Леонардо, украдкой высматривал знаменитых интеллектуалов, побывавших в самом Париже.
Потом заказывал «сукуруми» (искаженное «шу-а-ля-крем», chou a` la cre’me — пирожное с кремом) и с опаской начинал флирт с официантками — «суитогару» (sweet girls — «очаровательные девушки»). Эти бойкие, нисколько не похожие на женщин со старинных гравюр чаровницы в кружевных передниках охотно «учили» и потом «экзаменовали» всех, кто желал освоить премудрости «западного образа жизни».
Кроме кафе они подрабатывали «такси-танцовщицами» в дансинг-холлах. Каждые три минуты фокстрота, танго или степа с такими барышнями стоили полторы иены. И наконец, высший «европейский шик» — освежиться молоком. Для прадедов нынешних токийцев оно еще было такой же экзотикой, каким для современного европейца остается кумыс… Все эти чудеса попали на Гинзу после беды 1923 года, вытесняя по ходу дела архаические чайные домики и гейш.
Причем места им требовалось все больше, так что вскоре чо расползся к югу, увеличившись вдвое, с четырех чоме до восьми. Тогда же он стал первым высотным районом столицы: здесь поднялись 6—7-этажные дома в фирменном стиле «Азия над Европой» — каменные коробки с колоннами, увенчанные японскими «крылатыми» крышами.
Шаг XIII. Якудза
Рынок «открывался» ночью на освещенных фонариками переносных прилавках («йомидзе»). Вдруг откуда ни возьмись здесь появлялись сигареты, радиоприемники, зажигалки, джинсы и прочие дары страны-победительницы. Всю эту пеструю торговлю на Гинзе держал в руках, подмяв под себя коренных японских якудза, скромный сержант морской пехоты США, а ранее «солдат» нью-йоркской мафии Ник Дзапетти.
Его штаб-квартира располагалась в универмаге «Ланско». Начался токийский виток карьеры предприимчивого итальянца с того, что он «помог» командованию Восьмой армии открыть офицерский клуб «Рокер-4». Туда прямо в военных автобусах каждый вечер привозили на работу 2 000 девушек (название клуба, кстати, не имело никакого отношения к «року», который тогда еще и не родился.
Пост главного советника, «консильеро», у Дзапетти занимал русский белоэмигрант Владимир Бобров. В 1953 году в странном приступе патриотизма, прихватив мафиозную кассу вместе с русским же бухгалтером этой славной огранизации, первой красавицей Гинзы Ниной, Бобров рванул на моторной лодке к советским берегам.
Но оказалось, не судьба. Беглецы заблудились в тумане и попали в руки американской контрразведки. А сам черный рынок района, переживший и междоусобицы якудзы, и экономические кризисы, пал жертвой Олимпиады-1964. Тогда городские власти, стыдясь иностранцев, приложили максимум усилий и «отбросили» нелегальную торговлю к окраинам.
Гинбура немыслима без визита в расположенную рядом с «Вако» старейшую на Японских островах булочную европейского типа, где продают «сакура анпан» — булочки с начинкой из сладкой бобовой пасты и засоленных цветов вишни. Особенно любил их и заказывал только здесь покойный Мэйдзи (правил в 1867— 1912 годах). Контраст сладкого и соленого в сочетании с нежным тестом удивителен.
Стоит также перейти Харумидори и познакомиться еще с одним старожилом района — магазином «Кюкедо». Это восхитительное царство японской каллиграфии, бумаги, красок и благовоний. Здесь можно купить все необходимое, чтобы дальше идти «кодо» («путем запаха») и «седо» («путем кисти»). И будьте уверены в качестве приобретенного: сама марка «Кюкедо» существует с 1663 года, а торговый дом на Гинзе — с 1880-го.
Шаг XIV. Микимото
В целом центр Гинзы прочно удерживают японские торговые гиганты, по странной прихоти судьбы все как один начинающиеся на «М»: «Мицукоси», «Мацуя», «Мацудзакая», «Микимото». Пройтись по ним — все равно что совершить путешествие в историю модернизации Японии: «Мицукоси» первым начал раскладывать товары не на полу, как было принято в старину, а на полках и в витринах.
«Мацудзакая» первым прекратил требовать, чтобы покупатели снимали обувь перед входом. «Мацуя» первым запустил эскалаторы, которым больше всех радовались карманники: провинциалы забывали на «лестнице-чудеснице» обо всем, в том числе о кошельках. А «Микимото» стал первым «брэндом», вышедшим за границы империи.
В конце XIX века его основатель Кокичи Микимото сделал простое, как все гениальное, открытие: если подложить песчинку-«затравку» в раковину устрицы-жемчужницы, то та «дорастит» ее до идеальной формы, обволакивая перламутром. Так было поставлено на поток производство искусственного жемчуга, точнее, естественного, но произведенного природой по «заказу» находчивого предпринимателя.
Теперь в старом здании на Чуо-дори, где расположены магазин и музей знаменитой фирмы, стало тесно. «Гвоздь» экспозиции — коллекция уникальных ювелирных украшений с жемчугом «от Микимото» работы лучших ювелиров мира меняется ежегодно. Во Втором чоме Гинзу с 2005 года украшает «Микимото-2», построенный талантливым уроженцем Южной Кореи Тойо Ито. Не хуже Ренцо Пьяно он «впаял» рекламу заказчика в архитектуру: окна небоскреба сделаны, конечно же, в форме жемчужин.
Шаг назад. Ван Гог и Хокусай — одно лицо?
Но даже у Микимото не хватило денег, чтобы просто расширить свой главный магазин около «великого» Четвертого перекрестка. Здесь — самая дорогая в мире земля. Любой житель Токио охотно покажет вам ювелирный магазин «Тасаки» около входа в метро «Гинза», который в 80-х годах обошелся владельцам в миллион долларов за каждый квадратный метр.
Прошло лет десять, промышленный бум, в разгар которого казалось, что Япония вот-вот догонит и перегонит Америку, кончился. «Экономический пузырь» лопнул, заставив бизнесменов десятками выбрасываться из окон конторских небоскребов. Но, как ни странно, цены на недвижимость, особенно на Гинзе, остались на прежнем уровне: страна «сохраняет лицо».
Сейчас район переживает уникальный период своей истории. Впервые он нацелен не в будущее, а в минувшее. Здесь пытаются законсервировать представление о Японии времен послевоенного экономического чуда. Сохранить образы Гинзы, делающие ее непохожей ни на одну торговую улицу мира. Оригинальность эта прослеживается и в сочетании громадных магазинов и уютных крошечных лавок, где продают традиционные товары.
Мои любимые среди них — «Ватанабэ», где торгуют гравюрами на дереве, бумагой и красками, а также магазинчик карликовых деревьев — бонсай. Они затерялись в переулках Седьмого чоме, «в тени» торгово-развлекательного комплекса косметической фирмы «Сисеидо», прославившегося тем, что здесь поэт Такамура Котаро впервые попробовал кока-колу. И посвятил новому вкусовому опыту прочувствованные стихи.
https://www.youtube.com/watch?v=ytcreators
Когда в 80-х годах разбогатевшие японцы начали скупать «обнаженных» Ренуара, «летающих влюбленных» Шагала, «голубых и розовых акробатов» Пикассо, мировой рынок искусства всерьез заинтересовался дальневосточной империей. В 1987 году за 40 миллионов долларов сюда уехали из Англии «Подсолнухи» Винсента ван Гога.
Этого голландца жители Страны восходящего солнца считают своим, веря, что в предыдущей жизни он был художником вроде Хокусая. Еще год спустя универмаг «Мицукоси» с Гинзы приобрел гуашь Пабло Пикассо «Акробат и Арлекин» за 38,5 миллиона долларов. Но звездный час Японии настал в 1990-м, когда никому дотоле не известный дилер с Гинзы Хидэто Кобаяси заплатил на аукционе в Нью-Йорке 82,5 миллиона долларов за «Портрет доктора Гаше» того же ван Гога и еще 78 — за «Мулен-дела-Галет» Ренуара (заказчиком был мультимиллионер Саито).
https://www.youtube.com/watch?v=ytdev
Эти покупки стали символом превращения Японии в экономическую супердержаву, а Гинзы — в Мекку артрынка. Правда, во время кризиса последнего десятилетия японские коллекционеры начали потихоньку распродавать купленные на волне успеха сокровища. Распродавать в том числе и российским клиентам, которых с каждым годом становится все больше. Если цена на нефть еще немного вырастет — чем черт не шутит, вдруг «Доктор Гаше» перекочует в Москву?
